Page 8 - molodoj_lug_11

При этом всём я старался двигаться незаметно, потому что по нам палили из всех
стволов. Работал снайпер и, скорее всего, БТР из капонира. Периодически рядом с нами
рвались мины. В эти минуты я вжимался в землю, а потом осторожно пытался ползти
дальше – рывок всем телом назад, потом подтянуть рюкзак, потом ПТРД, путающееся
сошками в траве и взрывающее землю. Даже если бы не было никакой опасности, это
всё равно была бы самая тяжёлая работёнка в моей жизни. Место было просто
отвратительное. Мы очутились в чистом поле, вокруг не было ни одного деревца, за
которым можно было бы спрятаться и передохнуть. Слева от нас была
асфальтированная дорога. Справа – относительная безопасность под густыми акациями
и невысокой кладбищенской оградой. Однако, добраться до этого спасительного оазиса
можно было, лишь перебежав через достаточно широкую асфальтированную дорогу.
Позже я выяснил, что сзади нас находилась грунтовка. Выбрать место хуже было
невозможно. Буквально в двухстах метрах левее были густые заросли маслин, но моих
товарищей почему-то потянуло именно на открытое место. Откровенно говоря, я
вообще до сих пор не пойму, в чём был сакральный смысл всей этой чудо операции. С
тем оружием, которое у нас было, мы абсолютно ничего не могли сделать – разве что
вызвать огонь на себя, – и это было столь же глупо, как если бы кто-то напал на льва.
Пока я полз, я обратил внимание, что кое-где на высоких стволах каких-то растений
повязаны белые тряпицы – ориентиры для снайперов. Значит – территория была
полностью пристреляна. Солнце нещадно палило. Камни и трава рвали мне кожу, но я
лишь сильнее вжимался в землю и лежал, лежал, уткнувшись лицом в сплетения трав и
комки почвы. Вдыхал их запах и слушал противный треск разрывающихся мин. Шелест
осколков был повсюду. Один впился в землю у меня между ног, сантиметров за
двадцать до причинного места. Было не страшно умереть, но страшно остаться калекой.
Каким-то бесполезным обрубком. А ещё меня переполняла какая-то смертельная тоска
и злость. Думаю, все экзистенциалисты Франции вместе взятые никогда не чувствовали
столь пронзительных и тошнотворных переживаний. Затем один из стрелков,
находившийся возле дороги, отделявшей степь от кладбищенской ограды, вскочил и
перебежал туда. Естественно, вооружённый одним лишь автоматом, он вполне мог себе
это позволить. Но при этом наплевал на нас – своих товарищей, которые выбивались из
сил, таща за собой пулемётные ленты, выстрелы к гранатомёту, РПГ и прочую
амуницию. Как только он вскочил и метнулся в укрытие, по этому участку начали
колотить, как мухобойкой. Теперь я видел нескольких бойцов – мы лежали, вжавшись
всем телом в землю, и чувствовал её на губах. В глаз давил камень, саднил изодранный
живот. Кто-то рядом вскрикнул от боли – видимо, попал осколок. Проверить, что
случилось с моим товарищем, не было никакой возможности. Вокруг всё свистело и
громыхало; осколки и пули причёсывали густую растительность – наше единственное
укрытие. Тело само собой вжималось в землю. В какой-то момент я утратил связь с
окружающей реальностью и полностью растворился в странном, тревожном
переживании. Перед глазами кипела жизнь – десятки муравьёв суетились среди стволов
растений. Из земли, как крот, выглянул иссиня-чёрный жук, некоторое время
скептически осязал мир вокруг себя, а затем вновь зарылся в грунт. Всё, что я
чувствовал в тот момент рядом с собой – вся эта бьющая ключом жизнь, – было
великолепно. Ещё не успевшие высохнуть травы пряно благоухали дождём и степью.
Налетал прохладный добрый ветерок, приносящий столь любимый мною аромат
цветущего разнотравья. Но лучше всего пахла земля – я понял, что чувствую этот запах
столь отчётливо впервые с раннего детства. Он напоминал мне о родных местах; о